РОБЕРТО ПАЦЦИ
РОБЕРТО ПАЦЦИ (ROBERTO PAZZI) родился в 1946 году в г.Амелья провинции Ла Специя. Поэт, прозаик и журналист, преподавал в Университетах городов Феррара и Урбино. Его произведения переведены на 26 языков, в том числе на русский. Поэтические произведения: «Прежний опыт» (L’esperienza anteriore,1973), «Западные стихотворения» (Versi occidentali,1976), «Его величество слово» (Il re, le parole,1980), «Безветрие» (Calma di vento,1987, переведено на французский язык), «Полоса лжи» (Il filo delle bugie,1994), «Тяжесть тел» (La gravità dei corpi,1998, переведено на немецкий и турецкий языки), «Талисмани» (Talismani,2003). Прозаические произведения: «В поисках императора» (Cercando l’Imperatore,1985, отмечен рядом литературных премий, переведен на 12 языков), «Принцесса и дракон» (La principessa e il drago,1986), «Болезнь времени» (La malattia del tempo,1987), «Евангелие Иуды» (Vangelo di Giuda,1989, суперпремия Grinzane Cavour), «Комната на воде» (La stanza sull’acqua,1991), «Города доктора Малагути» (Le città del dottor Malaguti, 1993), «Трудности путешествий» (Incerti di viaggio,1996, премия Penne-Mosca), «Завтра буду королем» (Domani sarò re,1997), «Летучий город» (La città volante, 1999), «Конклав» (Conclave,2001, переведено в Германии, США, Эстонии, Словакии, Франции, Испании, Португалии, России, Турции, Польше, Сербии, Бразилии, Хорватии), «Наследник» (L’Erede,2002, переведено на немецкий язык), «Владыка очей» (IL signore degli occh,2004,переведено на словенский язык), «Отцовская тень» (L’ombra del padre,переведено на французский язык), «Кто-то преследует меня» (Qualcuno mi insegue,2007) «Золигненские ножницы» (Le forbici di Solingen,2007) и «После весны» (Dopo primavera,2008). В настоящее время после двенадцати лет эксклюзивного сотрудничества с газетой Corriere della Sera, пишет для культурной рубрики итальянских изданий Il Resto del Carlino, La Nazione e Il Giorno и для издания The New York Times.
СТРАШНЫЙ СУД
Со смертью дедушки Феррара начала принимать у себя под
землей первых членов нашей семьи.
Дедушка лежал совсем близко к стенам монастырского клад-
бища, еще чуть-чуть и оттуда были бы видны окрестные поля: на-
верное, когда тащили жребий, какое ему достанется место, кто-
то решил помочь дедушке сбежать, перебравшись через ограду,
и вернуться к себе домой на корсо Порта Маре, недалеко от кана-
ла, который он столько раз показывал внуку, и от мочильных ям,
где он работал в молодости и где подхватил плеврит. Теперь он
спал под землей на участке 7, место 11.
Казалось, эти две неразделимые цифры были присвоены,
чтобы раз и навсегда покончить со свойственной дедушке нере-
шительностью. Там, где он сейчас находился под защитой двух
цифр, нерешительности места не было.
Сумей дедушка сбежать, перебравшись через невысокую огра-
ду, и воротиться домой, он бы обнаружил, что многое изменилось.
Лучше было заранее предупредить, что сзади к дому пристроили
еще две комнаты, потому что его последний сын, младшенький,
женился, и теперь молодожены, ожидая прибавления семейства,
жили у бабушки. Так что дед должен быть внимательным: номер
дома — 13 — остался прежним, но зеленую сетку ограды и калитку
передвинули, чтобы они находились напротив нового входа в дом.
Сбеги дедушка зимой и замызгай грязью ботинки, он должен
был помнить, что не стоит искать «дзаппале» — железную скобу,
торчащую из стены рядом со входом, о которую он всегда выти-
рал грязь с подошвы, прежде чем ступить на порог. Во время ре-
монта прораб решил переделать цоколь и убрал ее. Впрочем, их
«страделло» два года назад заасфальтировали, так что особой грязи
и не было. Теперь улочка называлась в честь «Франческо Маньо-
ни, инженера-гидравлика» — как гласила установленная у первого
дома надпись на мраморной доске с четкой надписью крупными
буквами. Станки, на которых ткали полотно для матрасов, убрали
с кухни и сложили в углу «камераччи» — сарая в огороде, стоя в ко-
тором, можно было все чаще услышать в небе громкие, похожие
на взрывы, выстрелы, тревожившие голубей: мальчика пугали са-
молеты, переходившие порог скорости звука.
Наполняя ведерко из фонтанчика, расположенного между
седьмым и восьмым участками, чтобы полить цветы, мальчу-
ган тихонько, чтобы не услышал отец, рассказывал дедушке обо
всех переменах, которые могли сбить его с толку, перелезь он
через хорошо видимую глазу ограду, которая здесь, в монасты-
ре, разделяла мертвых и живых.
Казалось, что мертвых слова больше не защищают, что они
уступили свою невидимую силу номерам участков, где покоят-
ся мертвые: словно лишь голоса живых придают словам мощь,
а у мертвых для создания собственного мира имеется куда более
быстрое и емкое средство — цифры.
— А где сейчас дедушка? — впервые спросил он отца. Страш-
но было подумать, что они оставят его здесь — одного, под зем-
лей, под дождями и снегами, которые выпадут на равнине за
долгую зиму.
Когда они ходили на кладбище к покойным родственникам
его мамы в Амелье — городке на холме, где он появился на свет,
мальчик видел, что родные, которых он никогда не встречал, на-
ходятся высоко над землей и удобно лежат на подобии высоких
кроватей: им всегда видно солнце, греющее их кости. Ему каза-
лось, что там у мертвых имелось все, что нужно, и что они лишь
просили навещать их иногда и рассказывать о событиях в семье.
Они легче мирились с долгим отсутствием родных: казалось, они
все знакомы и прекрасно составляют друг другу компанию.
Но в городе на равнине условия для мертвых были кошмарные,
не спасались даже те, чья могила находилась высоко над землей.
Стоял страшный холод, а ведь когда они были живы, они так ве-
селились на всяком празднике, так вкусно ели и еще вкуснее пили
в этом щедром краю, что никто из них даже не успел задуматься
о смерти, о суровом климате, о стуже, о могилах, находившихся
не на холме и не смотревших на море, а погруженных в равнину,
как бы высоко ни возносились шпили и зубцы их надгробий. По
крайней мере, дедушка лежал себе тихо под землей, не привлекая
внимания, рядом с оградой, готовый к побегу. А все эти герцоги
Массари-Дзавалья, покоившиеся под грозными статуями ангелов,
которые прижимали палец к губам, чтобы родные и рта не смели
раскрыть, запертые в холодных внутренних помещениях, мечтать
о побеге откуда было чистым безумием, обреченные мириться со
стужей, из-за которой на их могильных плитах трескались короны
и титулы, сросшиеся со смертью, — кто мог спасти этих бедняжек?
Кто бы помог им бежать?
Наверное, только их ангелы, спустись они и правда с небес
и реши, что остальным мертвым, погребенным, как дедушка, под
землей, помогут живые. Поэтому дедушке надо было как-то помочь.
Но мальчику было не только не отыскать дедушкину могилу,
один он бы и до монастыря не добрался! Город еще казался ему
огромным, а когда он научится ходить по его улицам, не боясь за-
блудиться, и отыскивать дорогу на кладбище к дедушке, страх, что
он не сумеет помочь ему воскреснуть из мертвых, уже сотрется из
памяти, как сотрутся из памяти цифры, которые отец всегда забы-
вает и помнит только номер участка, где покоится дедушка, — семь.
Впрочем, все это не имело большого значения, потому что
монастырское кладбище воспринималось как генеральная ре-
петиция игры в Страшный суд, в которой примет участие все на-
селение Феррары. Дети, которых уже разместили на специально
отведенном участке — сразу у входа, слева, под белыми статуэт-
ками херувимчиков. Мертвые, оказавшиеся в городе проездом,
как Альфред Лоуэл Патман из Бостона, похороненный на лужай-
ке напротив; чужестранцы, сошедшие на конечной станции, как
обычно сходят с поезда — с беспечностью, свойственной тому,
кто не сомневается, что небольшой город на равнине прекрасно
подходит для последнего акта.
Торговцы с пьяцца Травальо, члены благородного и купече-
ского собраний, кавалеры Мальтийского ордена, члены Брат-
ства Доброй Смерти, старики из Городского дома престарелых
имени Бертокки, масоны, капитаны самолетов, павшие смертью
храбрых в ходе военных действий, мэры времен королевства
и времен республики вместе с фашистскими иерархами и поде-
ста, генеральные викарии епархии, ректоры королевского уни-
верситета, сенаторы королевства и не королевства, самоубийцы,
ночные красавицы и трансвеститы с виа делле Вольте и даже те,
кого, опасаясь холеры, страшным летом в начале века хоронили
в одиночестве за стенами кладбища — в скверике у входа, куда
порой залетает мяч увлекшейся игрой ребятни.
Среди них непременно будет Роберто Фаббри — юный пилот,
подобно Фаэтону, рухнувший со своим самолетом в По. Его по-
хоронили рядом с Альфредом Лоуэлом Патманом: оба они были
молоды и это, как нетрудно вообразить, скрашивало долгое оди-
ночество смерти.
Все — даже не вызывающие доверия граждане, даже профес-
сор Маннелла, коммунисты и демохристиане, — примут участие
в игре, картину которой изобразил в закомаре абсиды собора
Бастьянино и повторил на портике бело-розового мраморного
фасада знаменитый скульптор. Конечно, примут в игру и евре-
ев, которые покоятся на собственном кладбище рядом с мона-
стырем, лежа привольно и одиноко в заросших мхом могилах
в еще более древнем одиночестве.
Ведь Страшный суд — это такая игра, где смешиваются подо-
зрения и правда, игра, похожая на то, что мальчик видел среди
своих друзей, и не слишком отличная от того, с чем сталкивались
в банке отец мальчика и его коллеги. Все пойдут играть, услышав
призывный звук труб монастырских ангелов, и, наконец, всё раз
и навсегда прояснится. Ощущение, что тебя нигде нет, что вся
твоя жизнь состоит из отъездов и приездов и ее никак не ухватить,
исчезнет, нить, связывающая между собою всякую ложь, и нить,
связывающая всякую правду, наконец-то окажутся в руках у Того,
Кому ведомо все: как игра в испорченный телефон, когда лишь од-
ному игроку все известно, потому что остальные подходят по од-
ному и шепчут ему на ушко то, что не положено слышать другим.
А когда игра закончится, добрые и злые, заслужившие любовь
и прощение Того, Кому все рассказывают о своих бедах, — то
бишь Господа Бога, — проживут вместе так много веков, что
успеют выстроить себе новую Феррару, город в долине реки По,
лежащий дальше всего от Альп и Апеннин, самый одинокий город
на свете, где взгляд не радуют ни моря, ни горы, которые убедили
бы его, что он часть пейзажа и вовсе не висит на краю Пустоты.
И тогда этот город воскреснет из мертвых вместе со своими вели-
чественными дворцами, со своим мягким и звонким говором, со
своей ленью и вековым многотерпением, объясняющим склон-
ность подчиняться синьориям и тирании, город этот вернется из
забвения, из которого возродятся Добро и Зло, в мир, где всякая
форма делает вид, что подвержена обманчивым изменениям.
Перевод Анны Ямпольской